По подсчетам проекта ОВД-Инфо «Неотложка», прямо сейчас более 160 политзаключенных нуждаются в медицинской помощи разной степени срочности. История Игоря Барышникова, который продолжает терять здоровье в заключении, стала широко известной. Мы решили разобраться, почему во ФСИН все так плохо с медициной: злой ли это умысел или недостатки самой системы?
Предупреждение: в тексте есть подробное описание заболеваний и медицинских процедур, а также упоминается смерть
Игорь Барышников, осужденный за «фейки об армии» (ст. 207.3 УК), начал слепнуть, ему нужна срочная помощь врачей, которую в колонии не оказывают. Мужчина уже практически не видит одним глазом, а кроме того, после операции на простате у него развился свищ.
«У него очень сильно упало зрение на один глаз, осталось 5%. Он далеко от туалета отойти не может. Операцию сделали, и в месте, где стояла трубка, образовался свищ, он все время подтекает. В общей камере, 50 человек спят, одна раковина. Как ему это промывать? В любой момент может быть заражение, все что угодно», — рассказывает адвокат заключенного Мария Бонцлер.
В конце сентября мужчине удалили аденому предстательной железы, затянув с операцией минимум на полгода. Уже через несколько дней его вернули в колонию, там врачи удалили свищ, который, видимо, развился вновь.
22 июня 2023 года Барышникова приговорили к 7,5 годам колонии общего режима по статье о распространении «фейков» о ВС РФ (ч. 2 ст. 207.3 УК). После этапирования в колонию состояние мужчины было критическим: он испытывал сильные боли, руки почернели из-за грибка. Помогать осужденному начали только после масштабной общественной кампании. В феврале 2024-го колония отказалась принять для заключенного лекарства, а в апреле адвокат сообщал, что УФСИН не может обеспечить ими Барышникова.
Бонцлер рассказывает, что адвокаты снова обратились в Комитет по правам человека ООН. Именно благодаря вмешательству ООН Барышникову провели операцию.
«В ООН потребовали от России срочно обеспечить меры по лечению Барышникова. Представляете, какой кошмар? Чтобы вылечить человека в тюрьме, надо выйти на Комитет по правам человека ООН… Полтора года продержали эпицистостому, столько нельзя. Естественно, и почки отравились за это время, и весь организм», — говорит Бонцлер.
К январю 2024 года ОВД-Инфо известно как минимум о 160 заключенных, преследуемых по политическим мотивам, которым своевременно не помогают врачи. Их жизнь и здоровье находятся под угрозой из-за бесчеловечного обращения и плохих условий содержания. По мнению Марии Бонцлер, именно к политическим отношение медицинского руководства очень плохое.
В декабре проект «Лица российского сопротивления» начал «Кампанию по освобождению 120 тяжелобольных политических заключенных». Активисты призывают подписать петицию в их поддержку и намерены просить о помощи мировых лидеров.
С лекарствами плохо, с оборудованием плохо, денег все меньше
В учреждениях ФСИН по всей стране есть проблемы с медицинским оснащением, зачастую не хватает врачей и лекарств. Заключенные подрывают здоровье в колониях и в СИЗО во время следствия и этапирования.
По данным «Если быть точным», от болезней в 2021 году в заключении умерли 1917 человек (80% от всех смертей). В целом смертность среди российских заключенных вдвое выше, чем средняя в Европе, и продолжает расти. В 2023-м ФСИН зафиксировала рекордную смертность от болезней системы кровообращения — такие диагнозы используют для сокрытия реальных причин смерти, отмечали в правозащитной организации «Русь сидящая».
В том же году на содержание заключенного Россия тратила 600 рублей в день — меньше всех среди стран Европы. 70% от этой суммы уходило на оплату работы персонала. Расходы на питание, медицину, коммунальные услуги и обеспечение вещами вместе занимали 27%.
Проблемы с медициной касаются всех осужденных, в том числе и тех, кто сидит по политически мотивированным делам.
11 ноября 2024 года в реанимации скончался осужденный по делу об организации деятельности экстремистской организации (ч. 1 ст. 282.2 УК) 68-летний Свидетель Иеговы Александр Лубин. Он ушел из жизни уже на свободе. По всей видимости, его здоровье подорвали полтора месяца, проведенные под стражей.
В июне 2024-го в красноярской колонии умер 62-летний бывший пилот из Абакана Игорь Покусин. У мужчины стоял стент в сердце и протезы вместо двух суставов, его посадили на 8 лет по обвинению в «приготовлении к госизмене» (ч. 3 ст. 30, ст. 275 УК).
16 февраля 2024-го в колонии погиб оппозиционер Алексей Навальный. Его близкие и соратники уверены, что политика убили. Сам он еще в 2021 году жаловался, что не может сидеть из-за боли в спине, но лекарств в колонии ему не дают и диагноз не ставят. В 2023-м Алексей Навальный полгода безуспешно добивался помощи стоматолога, страдал в ШИЗО от лихорадки и кашля.
За последние шесть лет только среди 12 ученых-физиков, арестованных по делам о госизмене, умерли трое. Онкобольной Роман Ковалев — через неделю после освобождения, Дмитрий Колкер — через два дня после ареста, Виктор Кудрявцев — через полтора года после того, как больше года он провел в СИЗО.
ОВД-Инфо поговорил о системных проблемах с медицинской помощью в российской системе исполнения наказаний с бывшим ведущим аналитиком УФСИН России по Москве, правозащитницей Анной Каретниковой. Как аналитик ФСИН, с 2016 года она посещала следственные изоляторы и пыталась решать проблемы арестованных и осужденных. В январе 2023 года ее отстранили от работы. Коллеги предупредили, что оставаться в России небезопасно, и Каретникова покинула страну.
Фото: страница Анны Каретниковой в Facebook
Она рассказала, что, кроме случая с Алексеем Навальным, не помнит, чтобы над политзаключенным издевались, пользуясь состоянием его здоровья, «именно с целью издевательства».
«Например, Горинову не выдавали лекарства до моего вмешательства (в Москве) и до поднятия шума общественностью (когда Алексей был уже в колонии) не для издевательства, а просто — ну, а зачем кому-то оказывать медпомощь, если можно не оказывать? Все привыкли: врач занят, лекарств нет. И этот тоже пусть привыкает. Но это — не точечное, адресное издевательство», — считает правозащитница.
Тем не менее, по ее словам, все устройство медпомощи во ФСИН в ужасном состоянии и его нужно «глубинно реформировать».
«Даже в Москве в каждой медчасти хирурга нет. С лекарствами очень плохо. С каждым годом, насколько мне известно, выделяется все меньше денег из бюджета на медицину. С оборудованием плохо. Сколько мы ни бились, чтобы были КТ или МРТ хотя бы в „Матросской тишине“, ничего не нашли. Поэтому, если больному нужна процедура, надо договариваться с гражданской больницей, а там не любят спецконтингент [заключенных]», — говорит Каретникова.
Именно в СИЗО «Матросская тишина» поэт Артем Камардин, получивший семь лет за чтение стихов на антимобилизационных «Маяковских чтениях», мучился от болей в спине и не мог обследоваться.
Кроме того, во ФСИН не любят принимать помощь для заключенных от родственников. Как объяснила Каретникова, если тюремный доктор возьмет таблетки, которых не хватает, к нему будут претензии.
«Его тут же сверху спросят: мы не поняли, у всех лекарства есть, а у тебя нет? А ты куда растратил? Может, ты хочешь в тюрьму? А нет ни у кого. Поэтому для всех комиссий, для прокурора в медчасти разложены упаковки. А попросишь показать вторую — тут начнется. Попытаются скрыть нехватку или переложить ответственность», — говорит она.
Но позитивный опыт тоже бывает. Волонтерка, помогающая одному из заключенных в колонии, рассказала ОВД-Инфо, как решала бюрократическую проблему, когда группа поддержки одновременно отправила бандероль с препаратами и медицинскую передачу, хотя так делать нельзя.
«Я звонила много раз в приемную передачу. Во всех отделах люди очень уважительные, никто не хамил. Все разговаривали очень по-человечески, я удивилась и порадовалась искренне. И они сами меня попросили, чтобы я звонила, они сами содействовали», — рассказала она.
«Так относиться нельзя ни к кому: осуждают на колонию, а не на пытки»
В журнале «Научные труды ФКУ НИИ ФСИН России» пишут об эффективной работе медико-санитарных частей ФСИН России, ведь с 2015 года показатели общей смертности и смертности от заболеваний снизились более чем на 12%. Сотрудничающие со ФСИН аналитики утверждают в статьях, что медицинская помощь в местах заключения с 2015 года стала доступнее и качественнее.
В январе ученый и правозащитник Грегори Винтер, осужденный на три года за антивоенный комментарий, написал Владимиру Путину письмо с просьбой об эвтаназии. Мужчина уверен, что его в колонии без доступа к инсулину ждет «максимально мучительная смерть».
«Оказывается, для СИЗО в России в принципе инсулин не закупают — его физически нет, якобы человек должен заехать под арест со своим инсулином. Где его взять в условиях тюрьмы и как связаться с родными, история умалчивает. А ассоциированные лекарства — випидия, галвус — ФСИН РФ во всей стране их не закупает. Я думаю, когда диабетиков приговаривают к длительным срокам заключения, это смертная казнь для них», — говорил Винтер в 2023 году.
В июле 2024-го он жаловался, что за пять месяцев в СИЗО не получил ни одной таблетки от государства, пройти комиссию на подтверждение инвалидности ему не дали. В апреле Винтеру пришлось разбить об пол шприц-ручку с инсулином, чтобы попасть к медику.
Сейчас мужчина в колонии в Кирово-Чепецке (Кировская область), где инсулин ему не выдают, передачи лекарств организует группа поддержки. Каждый месяц они лично привозят инсулин, так как передать лекарства с большим запасом нельзя.
Бывший муниципальный депутат Алексей Горинов отбывал срок в шесть лет и 11 месяцев колонии общего режима за антивоенное высказывание на заседании совета депутатов, 29 ноября 2024 года его осудили еще раз. 63-летнему мужчине добавили три года колонии строгого режима за «оправдание терроризма» (ст. 205.2 УК) в беседах с другими заключенными, вину он не признал. Заключенный переболел воспалением легких, страдает от туберкулеза, он неоднократно жаловался на отсутствие медицинской помощи. В декабре 2023 года правозащитникам Фонда «Общественный вердикт» даже пришлось срочно обращаться к спецдокладчикам ООН, чтобы обратить внимание на угрозу жизни Горинова.
Алексей перед оглашением второго приговора в ноябре 2024 года /
Фото: группа поддержки, SOTAvision / Иллюстрация: Mila Grabowski для ОВД-Инфо
Спустя год фонд подробно описал типичный путь тяжелобольного заключенного к врачу. Так, больной лейкемией Александр Рыбаков из ИК-9 Пермского края попал на прием в гражданскую больницу лишь спустя 8 месяцев, пройдя 7 стадий.
Анна Каретникова подтвердила, что вывезти человека на обследование сложно, четырех сотрудников ФСИН приходится снимать с работы «на земле». Гражданские больницы не любят такие визиты и могут саботировать процесс, отметила она.
«Приедешь — вы опоздали на 10 минут, еще два месяца ждите. Вот так рак у больного уже в четвертой стадии, как у [политзаключенного, писателя] Захара Зарипова», — говорит Каретникова.
В самих медучреждениях заключенных зачастую продолжают держать в тюремных условиях. Мария Бонцлер рассказала, как Игоря Барышникова привезли на операцию в областную больницу и поселили с ним в палате трех охранников.
«Ну что это такое? Он не убийца, не насильник. Он просто что-то написал в интернете. Часто в гражданской больнице наручниками пристегивают к кровати. Николай Сенцов был с инсультом и в наручниках! Так относиться нельзя ни к кому: осуждают на колонию, а не на пытки», — высказалась адвокат.
«Пока человек не начинает биться в конвульсиях, никто просто внимания не уделяет»
26 ноября апелляционный суд заменил писателю Захару Зарипову пять лет колонии за пост о Рамзане Кадырове на 350 тысяч рублей штрафа, 29-го он вышел на свободу. Мужчина находился под стражей с января 2023 года, с сентября жаловался на растущую опухоль, но только в феврале 2024-го ему разрешили обследоваться. И лишь в сентябре врачи подтвердили рак околоушной слюнной железы четвертой стадии.
В конце октября Зарипова прооперировали и вернули в СИЗО, опухоль проросла в соседние ткани, у него парализовало правую часть лица, пострадала координация правой руки. В ноябре стало известно, что заключенный теряет зрение.
В прокуратуре, аппарате Уполномоченного по правам человека и УФСИН по Хабаровскому краю адвокату Зарипова заявили, что «не имеют права» держать его в СИЗО, но и не могут освободить, потому что окружной военный суд и апелляционный военный суд «не отвечают на их запросы». Кроме того, апелляционный суд не рассматривал жалобу на приговор мужчине более полугода.
15 октября на свободу вышел Алексей Москалев, осужденный за «повторную дискредитацию» армии (ст. 280.3 УК). Силовики обратили внимание на его соцсети из-за антивоенного рисунка дочери в школе — ОВД-Инфо подробно писал об этом. В колонии у мужчины серьезно пострадало зрение, он рассказал, что старался «экономить» его для ответов на письма. Как признался Москалев, он не думал выжить и дождаться свободы, потому что в заключении созданы все условия, чтобы человек «заболел, переболел и умер».
«Медицинской помощи там нет практически никакой, к медику [в ИК № 6 в Новомосковске] попасть почти невозможно. Он человек пожилой, ему за 70, даже на осужденных не смотрит. Если посчастливилось попасть к нему в кабинет, он сидит и говорит, глядя в стол: „Фамилия, на что жалуешься, что болит?“», — вспоминает Москалев.
Когда адвокат добился отправки политзаключенного к окулисту в Тульскую областную больницу, его — в наручниках и на цепи — конвоировали четыре человека. Москалев видел, что люди в очереди смотрели на него, «как на прокаженного».
29 мая 2024 года президент России Владимир Путин подписал закон о немедленном освобождении тяжелобольных осужденных сразу после решения суда. Анна Каретникова назвала это решение абсолютно технической нормой, которая не несет смысловой нагрузки.
«Сложно актироваться, освидетельствоваться. Пока человек не начинает биться в конвульсиях, никто просто внимания не уделяет. А вот когда чувствуют, что он может умереть прямо сейчас, статистику испортить, тогда все сразу начинают звонить, бегать по коридорам, чай даже свой оставляют», — говорит Каретникова.
Как она объяснила, освобождать тяжелобольных заключенных опасно, за это врачей могут посадить самих. Правозащитница напомнила про дело доктора Александра Кравченко, получившего семь лет колонии общего режима в 2023 году. Руководителя крупнейшей в стране тюремной больницы в СИЗО «Матросская Тишина» признали виновным в постановке фиктивных диагнозов осужденным и подследственным. Врач возражал, что лишь честно выполнял свою работу, спасая жизни.
«В Москве с тех пор вообще на какое-то время актировать перестали, и сейчас это с большим трудом происходит, все боятся. Надо, чтобы ты благодарно умер, желательно в течение месяца после освобождения. Если не умер, а гулять пошел, то капец врачу», — описывает ситуацию Каретникова.
В январе в больнице умер фигурант дела о «фейках» по мотивам политической ненависти (п. «д» ч. 2 ст. 207.3 УК) Сергей Неворотин. Неворотина приговорили к шести годам, больше года он провел в СИЗО и в колонии. Затем его освободили от наказания из-за четвертой стадии онкологического заболевания в сентябре 2024-го, последние дни Сергей провел в седативном сне.
Актироваться мужчине помогали адвокат от ОВД-Инфо и юристы проекта «Неотложка». По словам последних, когда у Неворотина нашли болезнь, врачи и администрация учреждения содействовали его скорейшему освобождению.
Реагируют только в случае резонанса
После начала войны с Украиной и массовой вербовки заключенных ситуация с их лечением осталась той же, по-прежнему удручающей. Или даже ухудшилась: Каретникова отмечает, что пока она еще работала по ФСИН, то слышала разговоры в духе: «Какие заключенным таблетки? Таблетки все уехали на фронт».
«Ситуация была плохая и остается, с войной она никак не связана. Если стало меньше заключенных, это не значит, что врачи стали работать лучше», — считает руководитель исследовательских программ Фонда «Общественный вердикт» Асмик Новикова.
Все так же не хватает медикаментов и оборудования, есть проблема с доступом к гражданским больницам и равнодушием тюремных лекарей. Они «деформируются» порой даже сильнее сотрудников ФСИН, обращает внимание Каретникова.
Сейчас медицинский персонал в местах заключения подчиняется УОМСО ФСИН. В результате реформы 2014 года врачи больше не являются штатными сотрудниками колоний и изоляторов, но, как подчеркивает «Общественный вердикт», все еще встроены в «вертикаль медицинской службы внутри ФСИН».
«Сделали половину шага и встали в раскорячку над пропастью. Врачи теперь как бы независимая ветвь, которая смыкается только на уровне федеральной службы, но никому от этого легче не стало. На мой взгляд, даже стало немножко хуже. И бывало так, что начальник СИЗО просит полечить кого-нибудь, а врач ему: не буду, я тебе не подчиняюсь, я пошел пить чай», — говорит Каретникова.
Сейчас же и врачи, и руководство «дружно саботируют процесс» и реагируют только в случае резонанса, отмечает она. В местах лишения свободы, кроме врачей в погонах, есть и гражданские, но многие, по словам Каретниковой, совсем не готовы к такой работе. По ее опыту, действительно хорошие, внимательные специалисты, как правило, достаточно обеспеченные люди, которые пришли в тюрьму из интереса или из ощущения собственной миссии.
«А вот кто шел за деньгами, они всегда злобные, потому что час стоишь на КПП на вход и на выход, контингент неприятный… И даже за большие деньги ты очень скоро становишься злобным, ленивым и ничего не хочешь», — констатирует экс-аналитик ФСИН.
Когда заключенному плохо, но врачи бездействуют, огласка может помочь. 30 ноября 2024 года Валерия Зотова, осужденная за поджог здания администрации после провокации ФСБ, получила больничный и нужные лекарства именно после публикаций о проблеме. Поэта Вячеслава Малахова, получившего два года за повторную «дискредитацию армии» (ч. 1 ст. 280.3. УК), отвели к зубному после того, как группа поддержки пожаловалась на двухнедельное бездействие врачей в СИЗО.
Анна Каретникова утверждает, что в принципе ФСИН реагирует на внимание журналистов, а ГУФСИН в Москве — даже на ее посты в соцсетях. Именно огласка проблем со здоровьем полезна заключенным, она не вредит в отличие от внимания к многим другим вопросам внутри учреждений ФСИН, подчеркивает экспертка.
«И по субкультурным тюремным понятиям на здоровье жаловаться можно. А редко когда допустимо жаловаться, чтобы тебе „блаткомитет“ дорогу не перешел. И ФСИН реагирует: дадим опровержение, что никто не болеет, но так и быть, отвезем тебя к врачу, а то там „иностранные агенты“ бушуют», — добавляет Каретникова.
В то же время некоторые «смотрящие» все равно запрещают заключенным «создавать проблемы».
«У меня с некоторыми „смотрящими“ были безобразные совершенно сцены. Они запрещали жаловаться на здоровье, и потом больные просто умирали. Мне приходилось иметь с ними неприятные разговоры на их языке», — рассказывает правозащитница.
Мария Бонцлер согласна, что гласность спасает заключенных. Она вспоминает, что Игоря Барышникова даже вызывал к себе начальник колонии и называл звездой YouTube.
Правда, результат от визита к врачам есть далеко не всегда. Пока саксофониста Андрея Шабанова судили по статье о призывах к терроризму (ч. 2 ст. 205.2 УК) за посты в сети, он тоже получил медицинскую помощь только после огласки в СМИ. У музыканта вторая группа инвалидности, в суде он снял футболку, чтобы показать, как «гниет заживо» из-за псориаза. Но помочь ему в тюремной больнице все равно не смогли и вернули в изолятор.
«Лечение особых результатов не дало, а это еще один весомый плюс к тому, что я избегу реального срока. СМЭ это подтвердила. <…> Возможностей у тюремной больницы не хватает, чтобы держать мое здоровье в удовлетворительном состоянии. У ФСИН нет иного выхода, как „отказаться“ от меня», — писал он «Новой газете».
3 декабря 2024 года врачебная комиссия не нашла причин освобождать мужчину из-под стражи. 5 февраля 2025-го его осудили на шесть лет колонии.
Что дальше?
Прогнозировать, что станет с тюрьмами после окончания войны с Украиной, Анна Каретникова не готова. По ее мнению, перемены будут, но вот в какую сторону — не ясно. Быстрого способа улучшить ситуацию с медициной она тоже не видит.
«Как улучшить систему? Превратиться в какую-нибудь Эстонию, где тюрьмы закрываются. Нельзя обойтись мелкими шагами, потому что, когда вся система заточена исключительно на отчетность, а не на оказание помощи больным, что можно изменить? Обеспечить тюрьмы лекарствами? Все равно их никто не станет выдавать заключенным. Будут экономить, вдруг придет проверка», — рассуждает экс-аналитик ФСИН.
Вся тюремная система РФ существует ради себя, а не ради людей внутри, отмечает она. В 1990–2000-х во ФСИН пытались ориентироваться на Европу, но научились только подражать, говорит Каретникова.
Когда женщина работала в Москве, для следственно-арестованных вводили даже занятия по йоге и программу «12 шагов» для наркозависимых, вспоминает экспертка. «Но потом всех благополучно уволили, потому что зачем такое? И уволили всех сотрудников, которые позволяли себе общаться с прессой и правозащитниками. На этом все закончилось, приблизительно к началу полномасштабного вторжения в Украину», — сожалеет она.
Асмик Новикова подтверждает, что у сложных проблем нет простого решения. Сама ФСИН себя реформировать не будет, так не бывает, нужно решение властей, говорит она.
«Сначала происходит какой-то скандал, потом общественный резонанс, после этого власти начинают что-то менять. Это происходит в любой стране ровно по такому циклу. Значит, мы ждем каких-то очередных отвратительных случаев, связанных с тюремной медициной, чтобы начались какие-то движения. Такие случаи — это, например, когда заключенного из-за конвоя не довезли до срочной операции и он умер», — объясняет Новикова.
В апреле 2023 года «Общественный вердикт» опубликовал доклад о состоянии медицинской помощи ФСИН и обозначил три ключевых рекомендации по тому, как ее реформировать. Правозащитники считают необходимым полностью вывести тюремную медицину из подчинения ФСИН, передав ее Минздраву; упростить порядок получения медпомощи; отказаться от принципа «исчерпания».
«Принцип исчерпания — это именно законодательный принцип, в соответствии с которым администрация не будет пытаться организовать лечение за пределами колонии, пока не убедится в том, что человека нельзя вылечить в их системе. И это очень плохо, потому что обычно означает, что болезнь должна достичь каких-то предельных форм», — поясняет Новикова.
Она подчеркнула, что правозащитники не могут сами решить проблемы в тюрьмах, а коммуникации с ФСИН у фонда нет с 2012 года, после принятия закона об «иноагентах».
«Им же фактически запретили какую-либо коммуникацию. Никто не может их обязать делать то, что мы считаем нужным», — говорит Новикова.
Мария Бонцлер считает, что в первую очередь нужно сделать доступной для заключенных гражданскую медицину. Это необходимо, чтобы успеть помочь, пока не поздно.
«Тюремную медицину реформировать бесполезно», — заключает адвокат.
Алексей Белкин
Проект ОВД-Инфо «Неотложка» помогает политпреследуемым за решеткой, которым не оказывается медицинская помощь и у которых есть тяжелые заболевания, препятствующие заключению под стражу и тюремному наказанию.
Проект помогает составлять жалобы на национальном и международном уровнях, ходатайства об освобождении тяжелобольных, обращения о направлении в медицинские учреждения для диагностики и лечения.
Обратиться за помощью можно по форме.